Чусова Марина Адольфовна

Есть имена, которые упоминаются лишь в специальной литерату­ре, да и то вскользь, хотя заслуживают большей памяти у потомков. К ним относится имя давно забытого Николая Дмитриевича Иванчи­на-Писарева. Он развивал в первой половине XIX века направление в литературе и истории, в настоящее время получившее название крае­ведения.

В истории русской литературы фамилия Иванчиных-Писаревых встречается еще, минимум, два раза. У брата дедушки Николая Дмит­риевича был правнук - писатель-народник Александр Иванович, о нем есть статья в БСЭ. Прототипом Марьи Никитишны из романа Ф.М. Дос­тоевского "Вечный муж" была Мария Сергеевна Иванчина-Писарева, подруга дочерей сестры писателя, которые вместе отдыхали на даче в Люблино [1].

Сведений о Николае Дмитриевиче сохранилось довольно мало, но о его жизни можно узнать, читая его произведения. Он родился 30 сентября (по старому стилю) 1790 г. в Москве. Его отцом был отс­тавной гвардии подпоручик Дмитрий Петрович Иванчин-Писарев, про­исходивший из древнего дворянского рода. Он был большой любитель псовой охоты и, возможно, отличался добрым отношением к кресть­янам. Родовая вотчина его семьи - село Злобино Каширского уезда, где прапрадедом Николая Дмитриевича Иевом Петровичем была постро­ена в 1710-х гг. каменная церковь Михаила Архангела. Мать будуще­го писателя (умерла, когда Николай был еще ребенком), Александра Яковлевна была внучкой игуменьи Алексеевского монастыря Феофании Львовны Пашковой и дочерью Якова Михайловича Пашкова, который от­дал за своей дочерью село Рудины (Рудинки) Серпуховского уезда. В этом селе и провел свое детство будущий писатель. Здесь он полу­чил хорошее домашнее образование под присмотром иностранных вос­питателей. Кроме Николая, в семье были еще дети: старшая Варвара (умерла около 1837 г.), Екатерина (1792-1816 гг.). Петр (родился в 1794 г.), Павел (родился в 1798 г.) [2].

В 1804 г. Николай Дмитриевич поступил на службу в Московскую контору запасных магазейнов, а в конце этого же года - в Московс­кий почтамт, где служил под руководством Ф.П. Ключарева (видный масон), Д.П. Рунича и И.А. Рушковского. 12 мая 1814 г. Иван­чин-Писарев вышел в отставку и поселился в селе Рудины [3].

Н.П. Барсуков писал: "Для истории Русского просвещения, и соединенной с ним Русской цивилизации, очень важна история запус­телых ныне дворянских усадеб, которые разбросанные по лицу Русс­кого царства были некогда центрами просвещения и христианской благотворительности ... К числу таких центров просвещения принад­лежало и село Рудины Серпуховского уезда Московской губернии, где провел свою жизнь Николай Дмитриевич Иванчин-Писарев" [4].

Село Рудины в 1624 г. было пожаловано царем Михаилом Федоро­вичем "за московское осадное сидение" прапращуру Иванчина-Писаре­ва по матери, Афанасию Филипповичу Пашкову (отец его был родной брат Истомы, героя Смутного времени). Имение досталось писателю по разделу с братом Петром в 1826 г. (последний владел селом Зло­бино, где был похоронен их отец) [5].

Своей малой родине Николай Дмитриевич посвятил обширное сти­хотворение "Рудинки", в котором упоминает, что в имении была ста­рая церковь с колокольней, "где деда схоронили, где маминька ле­жит", там же часовня с ликом Спаса, старый усадебный дом, пруды, три сада: большой, летний и зимний. По его мысли, "не любить мес­та своего рождения, без особенного чувства вспоминать родитель­ский кров и поля, бывшие свидетелями младенческих забав наших, и в тоже время быть патриотом стольже трудно, как быть набожным без богослужения" [6].

Около 1825 года Николай Дмитриевич предпринял строительство нового усадебного дома. "Старый дом грозит падением. Не имея по­нятий в строении, без гроша денег, затеваю новый домик." - писал он своему приятелю А.А. Писареву, владельцу Горок (ныне Горки-Ле­нинские), соседу по имению, собрату по перу и очень-очень дальне­му родственнику [7].

С детства Иванчин-Писарев был знаком с образованнейшими людь­ми своего времени. Через свою тетю Елизавету Петровну, которая была замужем за П.А. Новиковым, он состоял в родстве с композито­ром А.А. Алябьевым [8].

Одним из соседей по Рудинам был граф В.Г. Орлов, в прошлом директор Академии наук (в память о нем был составлен биографичес­кий очерк), он жил в Отраде, хорошо знакомой Николаю Дмитриевичу. Другим соседом был издатель Н.И. Новиков, живший в 15 верстах в Авдотьине. В молодости Иванчин-Писарев интересовался масонами, он познакомился с Новиковым через мужа своей сестры Екатерины масона Николая Петровича Сафонова. Знал Новикова и дядя Николая Дмитрие­вича, ведь ему в свое время было приказано вывезти библиотеку из­дателя, рассказывали о нем рудинские старики крестьяне. Иван­чин-Писарев был знаком и с другими масонами: И.В. Лопухиным, Га­малеей, Веревкиным (тоже соседом по имению), М.Я. Мудровым, А.Ф. Лабзиным, И.П. Тургеневым, П.И. Голенищевым-Кутузовым. Высоко це­нил их ум, но отрицательно относился к "секте". В 1 версте от Ру­дин жила Майкова с внучками. К ней в Татариново ежегодно приезжал ее внук граф Толстой, прозванный Американецем, который приятель­ски сошелся с Николаем Дмитриевичем. "Вы удивитесь, - писал пос­ледний к Д.П. Голохвастову, - слову "приятель", зная меня и его, но это правда..." С людьми задорными граф был жесток, но "тих как агнец" с кроткими [9].

Семья литератора была хорошо знакома с семейством В.А. Жу­ковского: с его сестрой Екатериной Афанасьевной Протасовой, пле­мянницами Авдотьей Петровной Елагиной (матерью Киреевских) и Ан­ной Зонтаг, По признанию Николая Дмитриевича, он знал Жуковского вместе с А.И. Тургеневым еще пансионером Московского благородного пансиона, "всегда любил и уважал в нем человека" [10].

Знакомство с Василием Андреевичем не прошло бесследно. Под влиянием его элегии "Сельское кладбище" Иванчин-Писарев написал свое первое стихотворение "Покойному моему учителю". Другой его первый стихотворный опыт "Очарование любви" был замечен князем П.И. Шаликовым, который напечатал его в своем журнале "Аглая" в 1809 г. Издав в 1813 г. патриотическую "Песнь российских воинов на истребление Наполеоновых армий", Николай Дмитриевич вскоре становится в ряды признанных литераторов. Позже им были изданы три сборника своих стихотворений. В литературной деятельности ему покровительствовали И.И. Дмитриев, А.Ф. Мерзляков, М.Т. Каченовс­кий, В.В. Измайлов, А.Ф. Таушев [11].

П.И. Шаликов

В своих стихотворениях Иванчин-Писарев не проявлял ни талан­та, ни оригинальности, по стилю он скорее был писателем XVIII в., чем XIX. А.С. Пушкин называл его посредственным, М.А. Дмитриев - бездарным писателем. В шуточном "Парнасском адресе-календаре" А.Ф. Воейкова Николай Дмитриевич был записан: "по горной части, по переплавке свинцовых Мерзлякова стихов в свои". П.А. Вяземский же писал: "Как не стыдно Воейкову ... ничтожить Иванчина-Писаре­ва, который все гораздо лучше пишет многих упомянутых им с похва­лою ... например, Маздорфа... Иные стихи Писарева врезываются в памяти, а я, живой памятник русских писак, не упомню ни одного стиха Маздорфа с братиею" [12]. Следует добавить, что сам Иван­чин-Писарев был невысокого мнения о своем литературном таланте.

С П.А. Вяземским Николай Дмитриевич был знаком также с само­го детства. Хотя Петр Андреевич за него нередко заступался, он критически относился к взглядам князя. Но к концу жизни "прямо полюбил его" изменившегося [13].

Судя по всему, Николай Дмитриевич был хорошо образованным и обаятельным человеком. К 1820-м годам круг литературных знакомств его был обширен, он был желанным гостем во многих московских са­лонах. В 1828 году часто встречался с А.С. Пушкиным. В это время он всецело посвящал себя поэзии, музыке и коллекционированию.

Ранее в остафьевском архиве, у С.Д. Шереметьева, а ныне в Пушкинском Доме, хранится "златообрезный" альбом автографов Иван­чина-Писарева, украшенный мозаикой М. Барбиери (воспитатель сына З.А. Волконской). В альбоме собраны прозаические послания и пись­ма его известных современников, стихотворные автографы: И.И. Дмитриева и М.А. Дмитриева, Н.М. Карамзина, В.А. Жуковского, П.А. Вяземского, З.А. Волконской, Е.А. Боратынского, Н.И. Гнедича, В.В. Измайлова, А.А. Писарева, А.И. Тургенева, В.Л. Пушкина, А.С. Пушкина, Н.М. Загоскина.

Приведем выдержки из некоторых писем. "Бутьте уверены, что приязнь ваша для меня драгоценна, и не забывайте истинно предан­ного и почитающего вас покорного слугу" (из письма В.Л. Пушкина). "Посылаю вам ваш альбом, любезный поэт. Я провел у вас такие при­ятные минуты, что желание других подобных мне не удивительно. Очень меня одолжите ежели назначите мне утро, в которое застану вас дома. Уверенный в вашем добром расположении смело пишу: до свидания" (из письма Е.А. Боратынского). "Мне равно было приятно приобресть знакомство ваше, - писал переводчик "Илиады" Н.И. Гне­дич, - литератора и человека, достойно уважаемого... Вдохновенная любовь ваша к Отечественному без сомнения одушевит художников Русских" [14].

Николай Дмитриевич был одним из самых желанных гостей в са­лоне Зинаиды Волконской. Он был соседом по имению ее зятя Алек­сандра Сергеевича Власова, тоже страстного коллекционера, и неод­нократно бывал у него в Старой Ситне. После его смерти (1825 г.) М.А. Власова переехала жить к своей сестре Зинаиде. В одном из писем она писала: "Что касается нашего с Зинаидой пения, то мы очень нуждаемся в Вашем одобрении. Вы поэт и музыкант. Вы добры, тонко чувствуете, настоящий друг своих друзей. И когда хорошо по­ют, особенно как моя сестра, было бы очень приятно, чтобы любез­ный человек, вроде Вас, который может достойно судить о музыке и декламации, имел бы возможность часто ее слушать" [15].

 Зинаида Волконская

Литературная деятельность Иванчина-Писарева в 20-30 гг. XIX в. проходила под влиянием известного поэта, друга Н.М. Карамзина, Ивана Ивановича Дмитриева. Их знакомство состоялось около 1818 года (но виделись они и раньше) и со времененм переросло в искреннюю дружбу, их переписка насчитывала около 200 писем. Свое пос­леднее стихотворение престарелый поэт написал в 1836 г. в альбом жены Иванчина-Писарева в год их свадьбы:

"Счастливый Писарев! Мне ль старцу, близ могил

В альбоме Грации страницы занимать

Между младых певцов? Но Грации так милы;

Любимец их так добр... не смею отказать!"

Племянник престарелого поэта Михаил Александрович, который ревниво относился к дружбе своего дяди с Николаем Дмитриевичем, говорил, что многие удивлялись, что его дядя "находил удовольст­вие в обществе Иванчина-Писарева". Он иронически замечал, что

И.И. Дмитриев "платил благодарностью тем, которые сами находили с ним удовольствие и не скучали проводить с ним вечера, когда дру­гие об нем и не вспоминали" [16].

И.И. Дмитриев

О привязанности старого поэта к молодому литератору расска­зывали анекдоты, в частности П.А. Вяземский. Один раз Иванчин-Пи­сарев приехал из деревни с визитом к Дмитриеву, слуга доложил то­му, что визитер выглядит плохо. Дмитриев же был очень мнителен и не любил смотреть "на дурное". Сановник "хотел было отказать, но приязнь победила отвращение", и Иванчин-Писарев был принят, но только Дмитриев сидел к нему спиной [17].

И.И. Дмитриев ассоциировался у молодого стихотворца с Н.М. Карамзиным, воспоминание о котором, по словам Иванчина-Писарева, было слито с лучшими в его жизни. "... имя Карамзина, - писал он, - было для меня любимым именем с 12 летняго моего возраста; я многим обязан ему в жизни, и благоговение к его памяти глубоко лежит в моем сердце: я не изменил этому чувству до сих пор ни од­ним словом, ни печатным, ни изустным" [18].

Позже Погодин назвал такое благоговение детской предан­ностью, на что Николай Дмитриевич был вынужден согласится [19].

Примером преклонения перед Карамзиным является составленная Иванчиным-Писаревым книга "Дух Карамзина, или избранные мысли и чувствования сего писателя" (1827 г.), представляющая собой ком­пиляцию афоризмов. "Московский вестник" и "Московский телеграф" (в лице Н. Полевого) дали на нее отрицательные рецензии. А.И. Тургенев же писал к П.А. Вяземскому: "Пробежал сегодня акафист Иванчина-Писарева нашему историографу: и за намерение отдать справедливость спасибо. ... спасибо издателю за золотые строки Карамзина о дружбе, а Ивану Ивановичу за выдачу письма его" [20].

Как преданный поклонник Карамзина Иванчин-Писарев неоднок­ратно выступал в защиту историографа и был активным участником полемики вокруг "Истории государства Российского". Его выступле­ния были с благодарностью оценены И.И. Дмитриевым. Последний пи­сал в мемуарах: "... кроме Владимира Измайлова, князя Вяземского, Александра Пушкина и Иванчина-Писарева (Николая), никто из наших литераторов, даже и между приверженных издавна к историографу, не возстал против его хулителей!!" [21] Для Иванчина-Писарева была ценна не только "История" Карамзина, но и его ранние литературные произведения, которые оказали большое влияние на поколение конца XVIII века. Другие же были иного мнения, например, В.Г. Белинский писал: "Имя его [Карамзина] бессмертно, но сочинения его, исклю­чая "Историю", умерли, и не воскреснуть им, несмотря на все возг­ласы людей, подобных гг. Иванчину-Писареву и Оресту Сомову" [22]

По просьбе своих друзей И.И. Дмитриева и председателя Об­щества истории и древностей российских А.А. Писарева Николаем Дмириевичем была сочинена "Речь в память историографу Российской империи". 26 сентябя 1826 г., в день своих именин, Дмитриев посе­тил Рудины и заставил хозяина прочитать в усадбеном саду черновик речи. Позже, на этом месте, была поставлена памятная доска со стихами:

Страна, внимавшая моей смиренной лире,

Мой тихий уголок, наследие отцов,

Красуйся, скромная! - ты не забыта в мире:

Ты взоры привлекла наставника певцов!...

Речь была прочитана Николаем Дмитриевичем на торжественном собрании Исторического общества 14 января 1827 г. Ее оценили по разному: И.И. Дмитриев, А.Ф. Малиновский и С.П. Строганов броси­лись его обнимать, М.Т. Каченовский от негодования выбежал вон [23].

Позже Иванчин-Писарев признавался: "... я дерзал следовать по стопам Карамзина - мужа и старца, напоминая согражданам о признательности к его заслугам, и, полный своего предмета, не хо­тел и знать, как принято будет слово мое зломыслием людей, кото­рое не щадит ни живых, ни мертвых" [24].

Под влиянием Н.М. Карамзина Николай Дмитриевич увлекается историческим прошлым страны и с большим энтузиазмом ведет изыска­ния в этой области. Еще в середине 1820-х годов он был избран членом Московского общества истории и древностей российских. Со второй половины 30-х годов он прекращает выступать как литератор, один за другим выходят его статьи и очерки на историческую тему. Именно труды в этой области и приобрели ему право на память в по­томстве. Занятия историей сближают его с историком М.П. Погоди­ным, с археологом И.М. Снегиревым (это отмечено на страницах дневника Ивана Михайловича), с попечителем московского учебного округа Д.П. Голохвастовым.

К этому времени в жизни Иванчина-Писарева произошли переме­ны. Около 1836 года он женился на Наталье Сергеевне (Ивановой?), в браке у них родилось 5 детей [25]. Вероятно, с Натальей Серге­евной в Рудины переехала жить и ее мать.

В 1830-1840-е годы здоровье Николая Дмитриевича оставляло желать лучшего, он редко выезжал в Москву, занимался семьей, сельским хозяйством. О поэтических увлечениях было уже забыто. На стихотворное послание А.А. Писарева он отвечал:

Давно, давно  "прости"  поэзии сказал:

В замену Граций и Амура

Клочок столбца мой идеал,

Курган моя Лаура.

О увлечении музыкой остались тоже одни воспоминания. Узнав о музыкальных новостях, Иванчин-Писарев восклицает с грустью По­годину: "Какая музыкальность в России!.... Как это напомнило мне мое филармоническое былое, когда слушал, то воспетую мною в ста­ромодных стихах Каталани, то вылечившую меня от желтухи Зонтаг... то княгиню Зинаиду ..." [26]

В это время Николай Дмитриевич бывает нередко в Отраде-Семе­новском, у дочери графа Орлова Е.В. Новосильцевой, ее племянника В.П. Орлова-Давыдова, у своих давнишних приятелей [27].

М.П. Погодин

С 1841 г. Иванчин-Писарев становится сотрудником и вкладчи­ком журнала М.П. Погодина "Москвитянин". Николай Дмитриевич ак­тивно участвует в издании журнала, постоянно помещая там свои статьи, становится его ревностным поклонником, дает ему высокую оценку. "Скажу только, - писал он Погодину, - что интереснее это­го журнала я не видал: нельзя выбрать статьи, которая не нрави­лась более другой; все прекрасно, заманчиво." И в другом письме: "В деревне я живу и спокойно, славу Богу, и приятно, в хорошую летнюю и зимнюю погоду хожу по полям, по лесам, по гумну, в дожд­ливую же сырую погоду, в бурю и метель, один мне ресурс - марать бумагу, один приют для моих статеек - Москвитянин. Скорее сожгу свое перо, чем посылать их в петербургские." [28].

В своих очерках Николай Дмитриевич знакомил читателей с древними российскими обителями, церквями, селами и городами, с их историей. Сообщал он также народные предания и сказки (хотя он оговаривал, что это предания, за это ему доставалось от тогдашних и современных критиков). Работал Иванчин-Писарев скурпулезно и добросовестно. Так как Николай Дмитриевич был глубоко религиозным человеком, ревностным патриотом своей родины, то в своих произве­дениях он часто выражал свои искренние чувства любви к русским святыням, к русской старине в виде риторических высказываний. После основного текста следовали пространные комментарии, которые по объему иногда превышали основной текст. Комемнтарии заключали в себе много ценной информации: любопытные сведения, заметки, исто­рические материалы и соображения автора. В письме к И.М. Снегире­ву Николай Дмитриевич признавался, что свои комментарии он даже "предпочитает тексту" [29].

В.И. Саитов писал: "В своих исторических трудах он являлся не ученым, а дилетантом: изложение его отдает излишней сентимен­тальностью и риторическою напыщенностью. Тем не менее, труды в этом направлении представляют собою наибольшую ценность из всего им написанного. Они ценны в том отношении, что каждый из них соп­ровождается обширными примечаниями ..." За излишнюю сентименталь­ность и романтизм Иванчин-Писарев часто слышал упреки. На них он отвечал словами Н.М. Карамзина: "А те холодные люди, которые сме­ются ... над романическим патриотизмом, достойны ли ответа? Не от них отечество ожидает великого и славного; не они рождены сделать нам имя Русское еще любезнее и дороже" [30].

Наиболее известные работы Иванчина-Писарева на историческую тему: "Вечер в Симонове" (1840 г.), "День в Троицкой Лавре" (1840 г.), "Утро в Новоспасском (1841 г.), "Спасо-Андроников" (1842 г.), "Прогулка по древнему Коломенскому уезду" (1843 г.). Причем сначала вышел в свет "Вечер", а затем "День" и "Утро". По этому поводу Николай Дмитриевич шутил: "Жаль ... что я разстроил семи­десятивековой порядок творения: я начал вечером, продолжал днем, а оканчиваю утром" [31].

Симонов монастырь и его окрестности занимали особое место в жизни и творчестве литератора. "Есть места, - писал он, - которые много говорят сердцу: оне напоминают многое - всю жизнь!" Сюда приходил он гулять ребенком и в юности с переводом элегии "Сель­ское кладбище", бывшей для него тогда чем-то магическим. Здесь были написаны некоторые из первых его стихов. Симонову монастырю были посвящены элегия, очерк "Самарова гора" и другие стихотворе­ния. Окрестности монастыря были для Иванчина-Писарева "сроднивши­мися" с памятью Н.М. Карамзина, напоминали ему о И.И. Дмитриеве. Насельники Симонова были приятелями писателя, на кладбище были похоронены его друзья и тетя Новикова с родными. В Симоновой сло­боде жил двоюродный брат И.И. Дмитриева П.П. Бекетов, тоже страстный коллекционер. Иванчин-Писарев бывал в его живописной даче, а также приобретал эстампы из его коллекции [32].

В то время не было еще такого понятия "краеведческая литера­тура", каждая вышедшая книга рассматривалась как литературное произведение. С этой точки зрения произведения Иванчина-Писарева были оценены низко. В "Бибилитотеке для чтения" была дана уничи­жительная резензия на "Вечер" Иванчина-Писарева: "Читатели разб­релись со скуки. Автор отправился один в Примечания ... дальше мы за ним и не последуем ..."

В "Отечественных записках" была напечатана рецензия А.Д. Га­лахова: "Все эти три книжки - решительно одинакового достоинства; все они написаны одним и тем же слогом, под влиянием одних и тех же взглядов; даже величина их почти одинакова, так что нельзя сказать, например, что "День" длинее "Вечера", или "Утро" "Вече­ра" мудренее. Г. Иванчин-Писарев верен своему образу мыслей, что делает честь его верности, постоянен в своем стиле, что делает честь его постоянству. ... Какая-то сладенькая, иногда приторная чувствительность, вздох при взгляде на камешек, слеза при виде упавшего листка ... Но дело ... не в образе мыслей и не в качест­ве ощущений г. Иванчина-Писарева: дело в том, что в трех книжках его очень много любопытных исторических известий, замечаний, при­ложений. Его примечания, право, любопытнее главного текста".

Положительную оценку "Утра" "Дня" и "Вечера" дал М.П. Пого­дин на страницах "Москвитянина": "С удовольствием мы извещаем на­ших читателей об этих сочинениях. Хвалить, хвалить и хвалить мы готовы все подобные, содействовать их распространению, и желать, чтоб число их умножалось более и более. ... Книг исторических для средних сословий у нас почти нет. Сколько городов, сел, сколько монастырей, церквей, мест, имеют у нас свои истории? Сотая доля не имеет. ... Иванчин-Писарев посвящает перо свое прославлению предков, к возбуждению в современниках чувств благочестия, любви к отечеству, престолу добродетели. Труды его достойны общей приз­нательности. ... Извиним же за Риторику, в которую иногда вдается Автор, как здесь, так и в следующих двух своих брошюрах" [33].

С изданием "Прогулки" Иванчину-Писареву повезло больше. В очерке автор прошел путем Дмитрия Донского из Москвы до Коломны в его походе против Мамая, попутно описывая древние села (Котлы, Борисово, Царицыно и др.), достопамятные места, рассказывая ле­генды и предания. Жители Коломны и Коломенского уезда были очень благодарны писателю за такое внимание к их краю. Оказалось, что во всех сословиях имелись большие охотники до древностей, которые не преминули откликнуться. Почетный гражданин С.Д. Шерапов сооб­щал Иванчину-Писареву всевозможные местные предания, он даже за­теял раскопки Маринкиной башни в Кремле. Иван Иванович Мещанинов, человек весьма образованный, также присылал ему много новых из­вестий. Дворяне, купцы, священники и простые торговцы присылали археологические находки, а коломенский купец Иван Иванович Шапош­ников от лица всех жителей Коломны подарил Иванчину-Писареву Аз­буку, напечатанную, по преданию, для младенца Петра I. Результа­том всего этого было издание дополнения к "Прогулке" и статьи "Достопамятные подарки" [34].

Будучи любителем русской старины, Иванчин-Писарев радел о сохранении памятников нашего прошлого. Узнав, что в Симонове мо­настыре при построении придела св. Валентина сломали палатку, в которой цари слушали Божественную литургию, он с горечью воскли­цает: "Сооружая новые святые памятники, надлежало бы стараться не истреблять исторических" [35].

Иванчин-Писарев был не только литератором, но и прекрасным хозяином и попечительным помещиком. "... покойный, забытый ныне, Карамзин, - писал он И.М. Снегиреву, - сказал мне однажды: "Пере­писывайте ваши страницы сами; это будет в пользу сочинения: всег­да найдутся поправки". Но Карамзин не бегал по полям, не выбирал колоски ржи из мириады трав, чтобы намолотить что-нибудь для по­сева; а я ... должен выбрать и последний колосок в моем поле; а тут сев, а тут уборка овса, а тут кормить крестьян, а тут крик дочери [Софьи], у которой прорезывается зубок ..." Очевидно, крестьяне любили своего барина, который проявлял о них заботу и неоднократно помогал, даже рискуя оказаться под судом [36].

Собирая различные памятники старины, Иванчин-Писарев посте­пенно превратился в фанатичного коллекционера. В его собрание входили живописные полотна, рисунки, миниатюры, гравюры, старин­ные предметы быта и скульптура. Наиболее ценной частью его колле­ции были гравюры (он сумел приобрести лучшие из коллеций П.П. Бе­кетова, А.Г. Головкина, Н.З. Хитрово, Н.Г. Щербатова, А.С. Власо­ва), ими интересовались многие его современники. Его любовь к изящному разделяли и его соседи. Когда у Николая Дмитриевича два дня гостил В.П. Орлов-Давыдов, хозяин сказал себе с удовлетворе­нием: "Не даром же ... имеем мы коллекции: и в наших захолустьях набежит кой-кто, умеющий разделить с нами удовольствие, доставля­емое предметами изящного и высокого." Сразу после смерти писателя вдова предприняла продажу его коллекции [37].

К концу жизни Иванчин-Писарев все больше болел, тяготили его и житейские заботы: осенью 1847 года у него сгорела большая часть Рудин, и он был вынужден продать одну из Рудинских рощ, чтобы по­мочь крестьянан. Однако, и в это время он не прекращал свою лите­ратурно-историческую деятельность [38].

Умер Иванчин-Писарев 25 января 1849 г. в своем имении в селе Рудины. Его похоронили там же при церкви. О его смерти не сообщил ни один журнал, и только на страницах "Москвитянина" был опубли­кован отрывок из письма И.М. Снегирева М.П. Погодину, в котором говорилось: "... Верно вы знаете о кончине ревностного вашего сотрудника, патриота, Н.Д. Иванчина-Писарева ... Благочестивый по душе, поэт и аристократ, он посвящал труды свои отечественной церкви, описал монастыри Симонов, Новоспасский, Андрониевский и Троицкую Лавру (там утро, тут день, здесь вечер), где между сло­воизвитиями есть довольно дельных замечаний. У него мысль подчи­нена выражению, по Карамзинской форме. Поездка по Коломенскому уезду любопытна и важна. Дай бог, чтобы подобные деятели у нас не переводились!" [39]

Ныне деревня Рудины находится в Ступинском районе, недалеко от станции "Вельяминово" Павелецкой железной дороги. После смерти писателя село числилось за его малолетними наследниками. В 1891 году жительница города Каширы, вдова Николая Иванчина-Писарева (сына писателя) Евдокия Георгиевна, исполняя волю покойного, по­дала прошение о восстановление самостоятельного прихода церкви Преподобного Сергия в селе Рудины (деревянный храм был приписан 1870 году к церкви села Кузьминского), около которой были похоро­нены предки ее мужа. Указывалось, что в церкви находится чудот­ворный образ Божией Матери. На это она жертвовала 15 тысяч руб­лей. Тогда в Рудинах числилось 22 двора, 65 душ мужского пола и 78 женского. Позже, в 1898 году деревянную церковь с колокольней решили разобрать [40].

Уроженец Рудин Александр Сергеевич Ершов поведал о печальной судьбе вотчины русского писателя и патриота. Усадьба находилась в центре села, она сохранялась вплоть до революции, сохранялся так­же барский фруктовый сад и три пруда. Кладбище с белокаменными надгробиями было расположено за усадьбой, у часовни с ликом Хрис­та (о ней упоминал еще Иванчин-Писарев в стихотворении), новая каменная церковь стояла в другом месте. После революции усадебный дом продали на слом, позже разобрали часовню и церковь. Запомнил Ершов из могильных плит одну белокаменную с надписью "Иванчи­ну-Писареву", которую один житель заложил в фундамент своего до­ма (в начале 2010-х годов при ремонте дома эту плиту извлекли, и ныне она находится на территории церкви в селе Марьинском). На месте часовни сначала поставили скотный двор, а после всю территорию усадьбы и кладбища отдали под застройку местным жите­лям.

На месте усадьбы стоят дома

1. Достоевская А.Г. Воспоминания. М., 1981. С. 140, 198.

2. Письма Н.Д. Иванчина-Писарева к И.М. Снегиреву (в даль­нейшем - Письма). СПб., 1902. С. 2-3, 14-15; Семейные ак­ты Иванчиных-Писаревых XVII столетия // Чтения в обществе Истории и Древностей российских. 1847. Книга 7. С. 7-14.

3. Письма. С. 3.

4. Барсуков Н.П. Альбом автографов Н.Д. Иванчина-Писарева //Старина и Новизна. СПб., 1905. Т. 10. С. 470-472.

5. Иванчин-Писарев Н.Д. Прогулка по древнему Коломенскому уезду. М., 1843. С. 108-110; Письма. С. 3.

6. Новейшие стихотворения Н. Иванчина-Писарева с прибавлением нескольких сочинений его в прозе (в дальнейшем - Новейшие стихотворения). М., 1828. С. 249; Сочинения и переводы в стихах Н. Иванчина-Писарева (в дальнейшем - Сочинения и переводы). М., 1819. С. 83-96.

7. ОР РГБ. Ф. 226, кар. 4, ед.хр. 20, л. 9.

8. Чусова М.А. Александр Алябьев в последние годы жизни // Московский журнал. 2002. №8. С. 50.

9. Отечественные записки. 1840. №1. отд. 7. С. 6-7; Письма Н.И. Новикова. СПб., 1994. С. 240; ОПИ ГИМ. Ф. 404, ед.хд. 69, л. 19-20, 173 - 173 об.

10. ОПИ ГИМ. Ф. 404, ед.хл. 68, л.48 об.; ОР РГБ. Ф. 231/II, кар. 13, ед.хр. 72, л. 24 - 24 об.; ед.хр. 73, л. 24.

11. Сочинения и переводы. С. 48-51, 301-306.

12. Дмитриев М.А. Главы из воспоминаний моей жизни. М., 1998. С. 207; Воейков А.Ф. Парнасский адрес-календарь // Русский архив. 1866. № 5. Ст. 762; Остафьевский архив князей Вяземских. СПб., 1899. Т. 2. С. 148; Пушкин А.С. Полн. собр. соч. М.;Л., 1937. Т. 13. С. 137.

13. ОПИ ГИМ. Ф. 404, ед.хр. 69, л. 21 об. - 22, 36.

14. Барсуков Н.П. Указ. соч. С. 470, 478-479, 494, 510, 514.

15. Там же. С. 525 (перевод с французского - автора).

16. Дмитриев И.И. Соч. СПб., 1893. Т. 1. С. 253; Т. 2. С. 239-240; Дмитриев М.А. Мелочи из запаса моей памяти. М., 1869. С. 150, 132-133.

17. Вяземский П.А. Полн. собр. соч. СПб., 1882. Т. 7. С. 161. 

18. Иванчин-Писарев Н.Д. Вечер в Симонове (в дальнейшем - Вечер). М., 1840. С. 2; Письма. С. 21.

19. ОР РГБ. Ф. 231/II, кар.13, ед.хр. 71, л. 14, 16.

20. Московский вестник. 1827. № 18. С. 176-183; Московский телеграф. 1827. № 13. С. 76-81; Остафьевский архив. СПб., 1899. Т. 3. С. 164.

21. Дмитриев И.И. Указ. соч. Т. 2. С. 63.

22. Белинский В.Г. Соч. М., 1976. Т. 1. С. 85.

23. Вечер. С. 57-59; ОПИ ГИМ. Ф. 404, ед.хр. 68, л. 89 об.

24. Новейшие стихотворения. С. 228.

25. ОР РГБ. Ф. 231/II, кар. 13, ед.хр. 72, л. 20.

26. Там же, л. 6 об.; ед.хр. 73, л. 8 об.

27. ОПИ ГИМ. Ф. 404, ед.хр. 68, л. 90, 208, 235 об.

28. ОР РГБ. Ф. 231/II, кар. 13, ед.хр. 71, л. 23; ед.хр. 73, л. 8.

29. Письма. С. 11.

30. Вечер. С. 53; Русский биографический словарь. СПб., 1897. Т. 8. С. 35.

31. Письма. С. 47.

32. Вечер. С. 1-5; Новейшие стихотворения. С. 107, 223-228; Сочинения и переводы. С. 311-321; Чусова М.А. Бекетовы и Селивановские в Симоновой слободе // Московский журнал. 2000. № 11. С. 43; ОПИ ГИМ. Ф. 398, ед.хр. 3, л. 142.

33. Библиотека для чтения. 1841. Т. 44. Отд. 6. С. 5-6; Москвитянин. 1841. № 4. С. 479-480, 499; Отечественные записки. 1841. Т. 16. №6. Библ. хр. С. 30-31.

34. Москвитянин. 1845. №5-6. С. 84-85, 89; ОР РГБ. Ф. 231/II, к. 13, ед.хр.73, л. 3 об., 7; ОПИ ГИМ. Ф. 404, ед.хр. 68, л. 64 об. - 65, 67.

35. Вечер. С. 101.

36. Письма, с. 33-34; ОПИ ГИМ. Ф. 404, ед.хр. 69, л. 4 об., 21.

37. Полунина Н., Фролов А. Коллекционеры старой Москвы. М., 1997. С. 169-171; ОПИ ГИМ. Ф. 404, ед.хр. 69, л.61.

38. Там же, л. 92, 184.

39. Москвитянин. 1849. №4. Отд. 6. С. 88; Русские писатели 1800-1917. М., 1992. Т. 2. С. 391.

40. Древности. Труды ИМАО. Т. 18. М., 1901. С. 270, 277; ЦИАМ. Ф. 203, оп. 464, д. 21, л. 1-17.