Жил в сельце Козине недалеко от Коломны один беспокойный помещик, местный маргинал ротмистр Игнат Игнатьевич Желтухин. Дошедшие до нас архивные дела лишь в малой степени могут поведать о его жизни. 

В марте 1800 года властям стало известно, что у него проживают лица польской национальности: Людвиг Медене из Каменец-Подольской губернии Могилевского уезда и Матвей Игнатовский из местечка под названием Лучинец. Было велено выяснить, что за люди, по какому поводу они были вывезены из Польши и не состоят ли у него в крепости.

Желтухин показал, что первого человека зовут не Людвиг Медене, а Илья Иванов, он представился ему как «не помнящий родства» и сам попросился в услужение. Матвей Игнатовский во время военной службы Желтухина был нанят им для услуг на год, а по выходу Желтухина в отставку уехал с ним в Россию. Нет, они не крепостные (Там же, ф. 101, оп. 1, д. 1067, л. 1 – 8).

Сельцо Козино принадлежало также поручику Петру Алексеевичу Расловлеву, судя по всему тоже местному маргиналу. В 1805 году было заведено сразу два дела: одно на помещика Расловлева, другое на Желтухина, они были объединены в одно делопроизводство. Как видно, и Расловлев, и Желтухин страдали алкоголизмом, вероятно, уже в тяжелой стадии.

Ужиться рядом буйные соседи не могли. 23 декабря 1803 года Расловлев пришел со своими людьми к дому Желтухина в полночное время, он начал стрелять из ружья по окнам, затем схватили дворового Желтухина и жестоко его избили. 10 января 1804 года тоже в полночь Расловлев прислал к Желтухину крестьянина помещика Бутурлина (еще один сосед по сельцу) Гаврилу Иванова, тот стал звать Желтухина к Расловлеву для миролюбия. Желтухин пошел к нему со свидетелями, среди которых был Зарайской округи помещик Улитин. Но когда Желтухин пришел на двор к Расловлеву, тот приказал бить его и его людей, при этом Желтухин едва смог спастись, а его людей опять избили.

1 июля 1804 года Желтухин был на пустоши, смотрел пахоту. Расловлев подговорил людей своего племянника Еропкина напасть на него с рогатиными, сам же Расловлев был с ружьем, а девка его Домна - с пистолетом. Желтухин опять с трудом сумел убежать от них. Но обратной дороге домой Расловлев со своими людьми, вооруженными кольями, опять напал на него, обзывали при этом Желтухина непристойными словами. Этого же числа крестьяне Расловлева убили у Желтухина двух свиней.

7 сентября 1804 года во время обозрения губернии гражданским губернатором Николаем Ивановичем Барановым Расловлев был вызван предводителем коломенского дворянства Василием Алексеевичем Норовым, который уговорил его примириться с Желтухиным. Расловлев просил прощение за свои буйственные поступки по отношению к Желтухину, его жене и дочери. Он обещал наказать своих людей и заплатить за скотину. Однако через несколько дней его люди опять покалечили лошадь Желтухина, а 10 сентября убили корову в поле.

11 января 1805 года в Козино для следствия отправился дворянский заседатель Лунин (Федот Матвеевич) и секретарь Карпов. Расловлев их не пустил, ругался, о чем Ф.М. Лунин в земской суд подал рапорт. Вернулся он не с пустыми руками, доставил в Коломну свидетеля, подвернувшегося под руку - крестьянина Дмитрия Яковлева. Тот показал: что-де мы коль скоро господина Желтухина увидим, то и кричим «ура» (далее этих слов в деле следуют черточки и тире, намекая на некие некрасивые слова) и бегаем с дубинами и с кольями.

После на Расловлева пожаловалась его мать вдова Марфа Яковлевна, 5 марта она подала прошение в коломенскую дворянскую опеку. Она утверждала, что сын ее, поручик в отставке Петр Алексеевич Расловлев, чинит жестокость с своими крестьянами и другие неприличные поступки, она просила выяснить, в своем ли он уме и в последнем случае взять его под опеку.

В Козино отправились уездный судья с заседателями и земским судом. Они выяснили, что Расловлев действительно после употребления горячих напитков ведет себя неподобающим образом, нередко ходит с ружьем и саблей по двору, дворовые люди в это время убегают и запираются в избах. Крепостные показали, что Расловлев выбивал окна, но выстрелов не чинил, побоев и никаких изнурений они от него не терпели. Члены суда решили, что Расловлев точно в поврежденном уме, к себе он их не допустил, заперся в покоях и изрыгал ругательства в их адрес. Бывшие при этом его люди сказали, что у него есть заряженное оружие.

Далее драматические события в Козине шли по нарастающей.

В мае месяце Расловлев пришел с ружьем к дому Желтухина вместе со своими людьми, вооруженными дубинами, и выкрикивал ругательства. 7 июня люди Расловлева нанесли увечья двум лошадям Желтухина и украли около 60 птиц. По словам помещика, он подавал жалобу исправнику Алексею Ивановичу Скорнякову, но тот их не принял, исправник же утверждал, что Желтухин так и не подал жалобу.

Настоящая трагедия случилась позже. 9 июня вотчины Николая Новикова села Семеновского пятидесятский Моисей Тимофеев рапортовал суду: 8 июня принесено в то село тело женщины Авдотьи Викулиной, дворовой помещика Желтухина, принесено было тело крестьянами Яковом Елисеевым и Гаврилом Ивановым и похоронено без священника. Члены суда, уездный лекарь и уездный стряпчий выехали на место для расследования. Люди помещика показали, что Желтухин наказывал крепостную сам палкою, кнутом за пропажу утят. Расловлев под присягой показал, что слышал у соседа крики, когда гулял в саду. Узнав затем о смерти дворовой, Расловлев подговорил своего человека Ерофея и тот сделал извет, что крепостная Желтухина умерла от засечения. Самого Расловлева нашли на этот раз в трезвом состоянии, но одержимым болезнью. Желтухин объяснений земскому исправнику Скорнякову не дал и уехал самовольно в Москву.

13 июня 1805 года было заведено уголовное дело. Желтухин подал жалобу в вышестоящие органы, уверяя, что он не виновен, а его людей вынудили давать против него показания. Да еще слышал он от лекаря Мещеринского, что на самом деле Расловлев не был болен, а был только пьян.

Однако безобразия, творящиеся в сельце Козине, всем уже порядком надоели, кончилось тем, что и поправившегося Расловлева, и Желтухина взяли в июле месяце под опеку и поселили в Коломне. Городничий А.И. Рубецкой и предводитель В.А. Норов рапортовали каждый месяц вышестоящим властям, что поднадзорные помещики ведут себя прилично.

Видимо, от невоздержанной жизни П.А. Расловлев умер в Коломне 2 марта 1806 года, а И.И. Желтухин в мае того же года (Там же, ф. 16, оп. 3, д. 1329, л. 1 – 56).

Игнат Игнатьевич был участников еще одного «неприличного» дела, однако на этот раз в качестве свидетеля.

В 1805 году на исправника Петра Ивановича Скорнякова пожаловалась вдова майорша Марфа Насакина. 31 августа она пришла в земской суд по поводу сыска деревенского старосты сельца Васькова, оставшегося после ее брата Федора Андреевича Авдулова, где исправником Скорняковым в ее адрес были произнесены неблагопристойные слова. В суде в это время присутствовали поручик Василий Матвеевич Норов, секретарь Карпов, дворянский заседатель Кондратий Степанович Канищев. Насакина ссылалась на свидетелей, но никто ее слова не подтвердил. По их уверению, исправник ей благопристойно заметил только, что она уже стара и не стоит ей по всякому случаю ходить в суд, вот если бы была моложе, тогда бы и ходила. Однако слова Насакиной подтвердил ротмистр Игнат Игнатьевич Желтухин, который также находился в помещении суда. Он показал, что исправник «встав со стула, подошед к Насакиной без всякой причины сказал, что она на постель ему не годится, ибо стара, а если б была моложе, то б стал ее блудить» (надо понимать, это был литературный перевод сказанного). Скорняков парировал: Желтухин сказал это по злобе за то, что он завел дело о смерти его дворовой женщины. 28 февраля 1806 года было решено, что Скорняков не виноват (Там же, ф. 16, оп. 3, д. 1479, л. 1 – 4.).

После смерти Желтухина его имение было взято в опеку, его вдове пришлось долгие годы бороться за наследство своих детей.

Началась история давно. Игнат Игнатьевич Желтухин имел незаконное сожительство со своей крепостной Настасьей Федоровой, что само по себе было довольно обычном явлением. Однако мать Желтухина, чувствуя какую-то угрозу со стороны крестьянки, в отсутствии сына обвенчала ее в 1788 году насильно с Иваном Семеновым, который утверждал позднее, что брак был законным, сожительствовали они три года.

Затем, судя по всему, после возвращения Желтухина, Настасья Федорова опять стала сожительствовать с барином, приживя от него пять детей. Брак с Семеновым она не признавала, по ее словам он был фиктивным.

В 1800 году она с двумя дочерьми Анной и Марией была Желтухиным отпущена на волю, а 15 июля 1801 года они обвенчались. Именовалась она при этом вдовою.

В 1802 году было произведено разыскание о браке Желтухина, и когда от предводителя было предложено коломенскому земскому суду взять от помещика сведения, где и когда он венчан, то земской суд рапортовал, что выполнить этого не может, потому что Желтухин замечен помешенным в уме (видимо, у него была горячка), а мать его объявила, что сын ее точно женат на законной жене Ивана Семенова. Это же утверждал и Семенов.

В 1803 году Настасья Федорова подала московскому митрополиту просьбу, в коей прописывала, что, имея с Желтухиным беззаконное сожительство, в небытность его выдана была матерью его насильным образом за Семенова, с коим не имела супружеского сожительства.

После смерти Желтухина опекуном был назначен Артемий Тимофеевич Кашаев. Сестра Желтухина Анисья подала прошение, что брат ее на самом деле женат на Настасье Федоровой незаконно и просила о возвращении ей имения как законной наследнице.

Настасья Федорова представила суду отысканные в бумагах Желтухина две просьбы от имени Семенова (к министру и тульскому преосвященному), обе за подписью вместо Семенова девицы Анисьи Желтухиной, сестры Игната Игнатьевича, в которых Семенов подтверждал, что его принудили обвенчаться с Федоровой.  Анисья отозвалась, что не подписывала эти бумаги, но служащие суда показали, что эта подпись с другими ее подписями сходна.

Суд решил дело в пользу Анисьи, по мужу Григорьевой. Дело длилось до 1824 года. Что было далее – неизвестно (Там же, ф. 101, оп. 4, д. 687, л. 1 – 23).

***

Село Троицкое-Озерки принадлежало помещику Дмитрию Николаевичу Ляпунову, который держал у себя крепостной оркестр. 23 июля 1823 года жена коллежского советника Настасья Ивановна Передкова подала прошение на имя государя. Она писала, что, видя горестное состояние своего мужа, решила прибегнуть к монаршей милости. Сестра ее мужа, Прасковья Ивановна Березинская 47-ми лет и ее дети были крепостными помещика Д.Н. Ляпунова. В 1817 году помещик согласился отпустить их на волю за 5 тысяч рублей. Но, пока собирали нужную сумму, имение было взято в опеку и теперь им распоряжаются опекуны. К тому же в 1817 году был жив отец семейства Березинский, который был у барина капельмейстером (за него и была назначена значительная сумма), но он умер в 1823 году, а выкуп остался прежним.

В мае 1824 года опекунам был привезен выкуп в виде серебряной монеты, но, так как прошла инфляция, они отказались его принять (Там же, ф. 16, оп. 4, д. 315, л. 1 – 14).

***

Село Кондрево (Кондырево) принадлежало помещикам Вечесловым, крестьянка Ксения Аксенова была их крепостной. Видимо, эта женщина была не только красивой, но и довольно умной, веселой или обладала еще какими-либо достоинствами. Она сожительствовала со своим барином Иваном Сергеевичем Вечесловым на протяжении многих лет, от сожительства родились дети. Всё было бы ничего, но у нее был законный муж. По 7-й ревизии ей значилось 37 лет, а ее мужу 38. И вот крестьянин Петр Минаев в 1823 году подал на своего господина жалобу на имя генерал-губернатора Д.В. Голицына. Он обвинял Ивана Вечеслова и его брата Михаила в насильственном сожительстве с его женой, с коею были прижиты дети.

Сначала его жена была у Михаила Вечеслова, с ним был прижит сын Иван, после раздела с братом Ксения была взята Иваном Вечесловым, с ним прижила детей: Алексея, Семена, Николая, Татьяну и Ироиду. Всё это известно соседям его, а особенно города Коломны стряпчему Ивану Степановичу Мещерскому (Мещеринскому, брату лекаря), так как он живет в той же вотчине. А более всего известно священнику Иоанну Алексееву, который пять последних детей крестил, а Татьяне был восприемником.

В Кондырево был послан чиновник особых поручений гвардии-поручик Бакунин. Ксения сначала во всем повинилась, но затем во всем отпиралась, говорила, что никогда не имела сожительства с господами. Крестьяне того ж села другого помещика показали, что она жила со своим барином, а священник отозвался незнающим. У Ксении был грудной ребенок Иван, 1822 года рождения, а муж ее был в отлучке уже три года. Вечеслов согласился отвечать только на письменные вопросы.

Стало известно, что дочь Татьяна была записана в купеческое сословие и выдана замуж за Дмитрия Ивановича Литвинова (был одно время заседателем в коломенском суде). Выходя замуж, она переменила отчество с Петровны на Ивановну. Такому необычному явлению Иван Вечеслов дал следующее объяснения: своим дворовым он давал отчество в честь себя. Такое объяснение чиновнику особых поручений показалось весьма темным.

Ксения то давала показания, то отказывалась от них. Она была взята в дом еще отцом братьев Сергеем Степановичем и выдана замуж. В отсутствии ее мужа, который отлучился по промыслам, она была вызвана через дворовых к сыну своих господ Михаилу. После он увез ее в Орловскую деревню, поссорившись с ним она вернулась в Коломенский уезд, но он ее опять забрал к себе. После раздела имения она досталась Ивану Вечеслову, у которого была ключницей. С тех пор сожития с мужем у нее не было.

Сожительствовала она со своими господами конечно же по принуждению, но, чувствуя отвращение к своему мужу за невоздержание от пьянства и боясь за отказ гнева своих господ, добровольно согласилась на их требование. Муж ее был освобожден от всякой господской работы, он знает, что после смерти барина будет дарована ему вольная.

Стали опрашивать помещиков-соседей, которые были крестными детей Ксении. Отставной поручик Николай Александрович Аладьин был крестным Симеона (1810) и Николая (1817). Он показал, что не знает, от кого были рождены дети и письменных приглашений к нему на крестины не присылали.

Анна Алексеевна Михайлова была крестной Михаила (1820), она показала, что он рожден от Минаева, письменных приглашений она не получала.

Стряпчий Иван Степанович Мещерский показал, что, хотя и состоит помещиком в сельце Кондыреве, но жительство имеет в Коломне.

Федот Матвеевич Лунин поведал, что, когда был у родственницы в сельце Сенкине у Анны Михайловой, поручик Литвинов, будучи с ним знакомым, попросил его участвовать в брачном обыске.

Затем было выяснено, что в 1811 году Иваном Вечесловым была оформлена вольная по его смерти Минаеву и его жене.

Вечеслов свою вину отрицал. Дело между тем принимало плохой оборот, статья была серьезная. Д.В. Голицын попытался решить тяжбу миром. Он подумал, что если Вечеслов даст вольную Минаеву, его брату, жене с детьми и обеспечит им старость, то удастся избежать судопроизводства. Деликатную просьбу должен был передать Вечеслову уездный предводитель Степан Александрович Лунин, который является прототипом Подсохина. 23 января 1824 года Д.В. Голицын получил ответ, предводитель рапортовал, что не смог выполнить его распоряжение, изъяснялся он в своем стиле, в подсохинском.

«К нещастию моему сделанное мне Вашим сиятельством препоручение <…> дворянину Ивану Вечеслову за содейственное им прелюбодеяние с женою крестьянина его села Кондорево Петра Минаева; об отпуске его с семейством и братом его на волю и обеспеча их старость,  я выполнить в точности не мог, хотя и употреблял я все меры деликатностью к нему моею <…>  а думаю, я что г-н Вечеслов от себя быв! растроган столь непонятными чувствами души его и сердца, отчего и дал мне такой отзыв, но и тот, едва мог от него добиться в 17 часов времени; и оный Вашему сиятельству представляю. <…> А я не смею Ваше сиятельство: без предварительного от Вас позволения описать все уныние г-на Вечеслова, и то положение в котором он теперь находится: это есть без примера и нет оному подобного <…>»

Иван Вечеслов наотрез отказался отпускать Минаева и его брата на волю за непослушание их и грубость к нему, к тому же, у него всего семь работников, если он их отпустит, останется только четыре.

Тогда было решено, чтобы Вечеслов на все времена давал Минаеву паспорта по его требованию, где бы он не оказался.

Вероятно, далее жизнь пошла своим чередом. В 1854 году «Московские губернские ведомости» сообщали, что помещик И.С. Вечеслов завещал каширской мещанке Варваре Сметаниной имение в сельце Кондыреве (Там же, ф. 16, оп. 4, д. 354, л. 1 – 68).

***

Как видим, ярких личностей в Коломенском уезде хватало, а сама   жизнь не была тихой и спокойной, а порой бурной и полной драматизма.