Главная » Статьи » Материалы по истории Южного округа |
Встретив в великолепном английском альманахе, напечатанном на матовой бумаге, красивую, стальную гравюру, на которой изображен пруд, обставленный деревьями, за ним подымается луг к огромному зданию, с колоннадой, от которой в обе стороны разгибается из диких камней сход в сад; сзади темная зелень кедров, и лиственниц между ими белеется ствол березы, сверху накинуты облачка – загляденье: - встретив такую картинку, кто не залюбуется красивым местом, затейливым домом, глубоким парком и не скажет невольно: как все хорошо в Англии, нет у нас ничего подобного! Случись кто-нибудь и заметь, что иные виды в альманахе красивее чем в природе, что художник выбирает самую льстивую точку зрения и прикрашивает вид, хоть этими деревьями, которые всегда рисуются на первом плане направо или влево, смотря по надобности; - как взглянуть на этого кого-нибудь? Что же станется с тем, кто бы прибавил: «да я знаю этот вид, не бывав в Англии, - я и указал его, при мне снимали его, этот вид в нескольких верстах за Серпуховскою заставою…» [1] Какой будет приговор тому? А природа везде сыплет дары свои, везде чертит эскизы изящного, убирает порослями затеи человека, сглаживая все грубое, линейное, сливает в гармонию прелести, и одинаково щедра и в парке Англии, и за Серпуховскою заставою; умейте только смотреть на нее одинаково художественно. Все слыхали о заповедных рощах, где и сокол не мял крылом траву шелковую, где ступала только нога властителя, безмолвно, одиноко наслаждавшегося своим созданием, - слыхали, и не верили существованию таких баснословных угодий – а они не только бывали – они есть пока. На планах окрестностей Москвы есть в стороне между холмов, означенных топографически, лаконическая надпись: Дача Бекетова. Кто езжал по старой Калужской или Серпуховской дорогам, тот видал, то влево то вправо, - огромную дачу, никому не доступную, обнесенную сплошным тыном, облитою с одной стороны грязною речкою, с другой защищенную оврагами[2]. Как заколдованная стояла дача между распутий, и только седые ветлы помавали проезжему издали, да изредка раздавался звон сборного колокола. Что это?- cпрашивал проезжий. Это дача Бекетова, - был ответ, и тем все оканчивалось. Дорога шла мимо; новые впечатления теснили прежние, и проеханная дача забывалась. Верстах в двух оттуда, на крутом берегу реки, из маленького садика виднелся на горизонте дом над зеленью. Что за дом это? - Спрашивали. Дача Бекетова, - был ответ, и взор переходил на другие картины; забывался дом в зелени. Ребята любопытны. Сказали одному, что никого не пускают туда, - и разыгралось воображение, - стало населять дачу мечтами[3]. Прошли годы; говорят: «посмотрите дачу, продается!» Как не посмотреть дачи, которую видал только издали, в которую никого не пускали, а теперь продают? Очарование исчезло, оценка сменила мечтательность, недоступное публикуют в газетах; идем! Пред взором покупщика как дым разлетаются призраки сменяясь десятинами, парк превращается в сажени трехчетвертных дров, здание в тысячи кирпича, луга в гряды картофеля … Это то же превращение волшебное, против которого не устоять виду, даже на стали гравированному. Вот она: два крутые холма, разступясь, дали место даче, подымающейся из долины в гору. Высокий тын все еще упорно ее загораживает, хоть расшатался и смотрит в разные стороны. С соседнего холма, заглянув через него, видно ровное зеркало пруда в зелени, да уголок дома; ничего более. Вдоль изгороди по грязному ручью и новому шоссе, по которому не ездят, добираемся до ворот[4], деревянных, но барских, обшитых продороженным тесом, с будкою сторожа, разбитою чугунною доскою. – Вот оно, заколдованное угодье барина. Широкая, прямая дорога идет в подъезд под одно крыло полукруглого дома. Она была огорожена стриженными шпалерами акаций, которые теперь без хозяина растут вволю, и вверх и вниз, и в сторону, а иные совсем легли на земь. Прошед подъезд, направо, задний фасад дома, - перед ним луг с добрую версту, опушенный парком, лучше декорации. Зелень берез, лип, клену, сосен, кедров, ели, лиственницы, тополи и ясени, расположена группами в перспективе, на которой ничто не останавливает взора. Ковер луга обставлен деревьями, да покрыт небом, и все тут, а не наглядишься! Дом, стоя на холме, делит дачу пополам; спереди тоже луг, под лугом пруд, рощи, понижаясь кругом дают вид вдаль не реку, еще далее миниатюра Симонова как нарочно поставлена для картинки[5]. Все тихо, не шелохнется. Шум города, дороги, слободы, замерли, и только благовест долетает сюда. Как описать зеленый, тенистый парк около дома? Расположение просто: луг в обе стороны, кругом лес с пробитыми в нем дорожками; но зелень эта, разнообразная по воле человека, слилась временем в стройную картину ветвей, вольно росших, нестриженых, перепутывшихся, согласная, роскошная, одинаково гармоническая; как ее описывать! Прибавьте к растительности самое местоположение. Нет ста шагов ровных; - подымается, опускается, вьется дорожка в чаще леса, по окраине лугов, наводя вас ежеминутно на новые прелести; там курган, тут пруд, долина, чаща, кривое дерево, глухой кустарник, обрыв к речке, прорезывающей дачу, и с него вид на Москву, чрез море зелени, и лощину. Заметьте, что дорожка нигде не пускается в глубь парка, нетронутого, где все натура: и стремнины, и густая зелень елей, и мох на уступах, и песчаные осыпи. – Гуляя по парку, думаешь быть далеко, а всего три версты за заставою. Дом здание странное; немного комнат, но прекрасны. Зала, библиотека и столовая с мраморными каминами и колоннами, расписаны Скотти[6]. Из библиотеки особая зала канареечная, усыпанная песком, усаженная деревьями, где были сотни птиц. Из нее сход в оранжерею, былую, единственную после Горенской[7]. Там не стояло посуды, горшков, кадок; все растения сидели в грунту; между ими вились дорожки, и вы гуляли как на родине между огромными листами музы, аршин семи, каждой и могли отдыхать на скамье, под пальмою, любуясь кактусами осыпанными цветами; - над прудком стлались водяные растения; стены скрывах виноград; камелия росли кустами; магнолии деревьями. Теперь, отворив дверь из дома в оранжерею – пред вами куча мусору. - Дача продается под кирпичные заводы; кедры пойдут на топливо; из лугов выроют глину; в зале с колоннами наставят ткаческих станков для выделки нанки; около пруда расстелят миткали и набойку; безобразные фабричные станут валяться по праздникам в роще, пока ее не срубили… Из второго этажа на луг идет сход без ступной, обложенный дикими каменьями, заросший кругом деревьями которые великолепно кроют его своими разнообразными ветвями, в самых камнях выросли березы, бузина, обвилась павилика – это бут. С-й.
1. Автор недвусмысленно намекает на существование гравюры в английском альманахе дачи Бекетова, которую снимали при нем, но найти ее пока не удалось. 2. Со стороны Даниловского по границе дачи шел безымянный овражек с водотоком, отвершек речки Даниловки, его, вероятно, автор называет «грязною речкою», с другой стороны дача захватывала течение речки Даниловки с оврагом, с третьей стороны, с северной, также текла речка Даниловка, но ее течение в саму дачу не входило. 3. «…на крутом берегу реки, из маленького садика на другом берегу…» – автор имеет ввиду свою дачу в Симоновой слободе и себя самого (см. Чусова М.А. Бекетовы и Селивановские а Симоновской слободе// Москвовский журнал. 2000. № 11. С. 41-45). 4. «новое шоссе» – дорога из Даниловской слободы в Черемушки, ныне Загородное шоссе. 5. Пруд сохранился и носит название Бекет; на плане 1835 года спереди от дома показан фруктовый сад; «миниатюра Симонова» – Симонов монастырь на противоположном берегу Москвы-реки. 6. В России жили и работали несколько художников Скотти, один из них, Джеромо Скотти, расписывал Люблино. 7. Имеется ввиду усадьба Горенки Балашихинского района и ее известные оранжереи. | |
Категория: Материалы по истории Южного округа | Добавил: marina (27.03.2009) | |
Просмотров: 1618 |
Всего комментариев: 0 | |