Чусова М.А.   
                                        История Тюфелевой рощи.  Часть 1

  Тюфелева роща находилась к югу от  Симонова монастыря, на месте нынешнего московского  автозавода имени Лихачева. С севера, запада и юга ее огибала Москва-река, с востока от нее находилась деревня Кожухово,  принадлежавшая исстари Крутицким митрополитам. До конца XVIII в. Тюфелева роща и ее окрестности описывались по Васильцеву стану. Роща была заповедной и состояла из сосен и елей. Она являлась остатком первобытного леса, в древности окру­жавшего Москву. Кстати, и Симонов монастырь был основан в XIV в. среди соснового бора. Остатки этого бора еще видны на плане 1852 года: у пороховых погребов, южной и восточной стен монастыря, по берегу Москвы-реки [1].

Происхождение названия рощи и урочища (в древности - Тюхале­ва, Тюхолева, с начала XIX в. - Тюфелева) не ясно. Недалеко от Новгорода есть местность с похожим названием - Тухола (Тюхоли), ее название связывают с славянским словом "тухоль", что означает затхлость. Такое происхождение названия вполне вероятно: с запада и юга от рощи находилась болотистая местность с вытянутыми друг за другом озерами с показательными названиями: Постылое, Черное, Болотное. Озера эти представляли собой старицу Москвы-реки. Кру­той берег ее, на котором стоял Симонов монастырь, постепенно по­нижался и сходился в этом месте с долиною, образуя заливные "Тю­хальские луга" [2].

Местность, где был основан Симонов монастырь и находилась Тюфелева роща, очевидно, принадлежала московским князьям, которые жаловали свои земли обители. Из жалованной грамоты 1604 г. из­вестно, что исстари около Симонова находились монастырский луг, граничивший с государевым Меньшим лугом (раскинувшимся на противоположном берегу), и монастырские "Тюхольские земли", граничив­шие с Кожуховскими [3].

 Под монастырскими "Тюхольскими землями", очевидно, подразу­мевались луга близ Тюфелевой рощи. Сама же роща относилась к дворцовым владениям. В XVII в. в "Тюхалях" существовали царские охотничие угодья. Для обеспечения охоты здесь был выстроен не­большой "потешный" соколиный двор. "Тюхали" (по моему мнению, это название урочища, а отнюдь не деревни) упоминаются в письме царя Алексея Михайловича в 1650 г. и в охотничьем дневнике царя за 1657 год: "Июня в 11 день, в четверток, ходил Государь тешитца в Коломенские поля. Кушанье было в Тюхалях, а вечернее кушанье было в селе Покровском ...". В "Дворцовых разрядах" за 25 мая 1666 г. записано, что Алексей Михайлович из Новоспасского монас­тыря пошел охотиться на "Тюхонские воды" - очевидно, на озера близ Тюфелевой рощи [4].

Царь Алексей Михайлович

В писцовых книгах Коломенской дворцовой волости за 1675-1678 гг. отмечены два мостовщика, живших в деревне Котел, которые обс­луживали "Тюхоловский мост". Этот мост, очевидно, шел от Данилова монастыря через Москву-реку к Тюфелевой роще, он показан на пла­нах XVIII в. под названием Даниловского [5].

Даниловский мост упоминается в описании Кожуховских маневров (через него переправлялись полки), которые происходили близ де­ревни Кожухово в 1694 г. Тогда в "Тюхалах" полками Ф.Ю. Ромода­новского были построены плоты (очевидно из местного материала) для переправки на другой берег. Возможно, к Кожуховским маневрам было приурочено строительство нового деревянного дворца  в Тюфелевой роще для пребывания Петра I. Из его переписки 1697 г. видно, что по окончании маневров там жил князь-кесарь Федор Юрьевич Ромодановский (о нем смотри: Московс­кий журнал. 1999. №10. С. 22-28), в ведении которого находились учреждения царской охоты (Ромодановский был сам заядлым охотни­ком) [6].

Ф.Ю. Ромодановский

В августе 1697 г. дьяк Виниус писал государю: "Господине мой премилосердный ... челом бью за милостивое твое ко мне писание, в нем же повеленное поклонение всем господам, а паче же государю генералиссимусу в обителех ево государских Тюхоловских низко и по достоинству сотворил, и за то подарок ево отвез, и отпустил меня с болною головою и перекусаною щекою." В конце того же года Ф.Ю Ромодановский писал Петру: "Писал ты ко мне, господине, будто не­которой и славной провинции Тюхолеи объедеными щеками и ушами отъехали, и тово в таких местах не бывало; нехто впрямь в беспа­метстве напоменул Бахуса, писал о нас к вам; а у нас уже Бахуса забыли." [7]

"Потешный двор" в Тюфелевой роще сохранялся и в XVIII в. В 1727 г. Преображенский приказ сообщил Приказу Большого Дворца, что в прошлых годах по указу Его Императорского Величества "пост­роен в Тюхальских лугах потешный двор, на котором в летнее время живут повсягодно кречетники и сокольники, и ястребники для справ­ки птиц, соколов, кречетов, челигов, ястребов и для того их при­езду сделаны были плетеные сараи из хворосту и покрыты соломою, а деланы были те сараи дворцового села Коломенского волостными крестьянами" [8].

В описи ветхостей дворцовых строений за 1735 г. отмечалось: "В Тюхольских лугах три светлицы и между ними сени за ветхостью перестроены и кровли покрыты вновь дранью и в одной светлице зде­лана печь кирпичная. Да в Тюхольския ж луга из Москвы перевезен амбар и подрублен, и в нем полы и потолки, лавки, двери, окна и кровля, зделаны все вновь, и покрыт заново тесом по скале" [9].

До секуляризации монастырских земель в 1764 г. "жалованым и урочищным" "Тюхолским лугом" с озерами владел Симонов монастырь. Однако  с 1710 по 1727 год  земли эти принадлежали князю А.Д. Меньшикову (ему были переданы и другие монастырские владения, но после возвращены обратно Симонову).   Луг находился между Даниловским и Кожуховским мостами. Так как рядом стоял царский "потешный" двор, луг этот особо состоял в смотрении Обер-Егермейстерской Конторы и охранялся для "увеселе­ния Императорского Величества птичьей и псовой охоты" [10].

После секуляризации монастырских земель, по плану Генераль­ного межевания 1766 г. в районе рощи числились: дача экономичес­ких крестьян деревни Кожухово и слободки Дубровки (прилегала к деревне Кожухово, включала лес, луга, озеро Болотное); луга Симо­нова монастыря (6 десятин 643 кв. сажени удобной и 2 десятины 1920 кв. саженей неудобной земли, часть озера Черного); дача эко­номических крестьян Симоновой слободы (около 95 десятин пашенной земли, 119 десятин сенокосной и 20 десятин леса) и отмежеванное внутри нее озеро Постылое Симонова монастыря, где водились караси и лещи, с окружающими землями (около 2 десятин сенных покосов и 5 десятин неудобной земли). На территории дачи находился деревянный "Тюхаловский" дворец (занимал 370 кв. саженей, показан с запада от рощи, напротив озера Постылого) [11].

Территория в "Тюхолевском лугу" в размере около 9 десятин (сенокосные и огородные земли) сохранялась за монастырем до рево­люции 1917 года, она сдавалась в аренду (в частности, крестьянам деревни Кожухово). Озеро "Постылое, Долгое тож", межевой план на которое был составлен в 1786 г. (а не озеро было пожаловано в этом году монастырю, как иногда пишут) после упразднения обители (1788 г.) было пожаловано в 1790 г. московскому викарию [12].

 Екатерина II

Во второй половине XVIII в.  Тюфелева роща продолжала  оставаться местом  императорской  охоты.  В Камер-фурьерском журнале упоминается такой выезд Екатерины II 5 сентября  1767  г.  ("близ Кожуховской деревни, на озерках, продолжалась птичея охота его сиятельства графа Ивана Григорьевича Орлова"). Очевидно, происхо­дили выезды и летом 1775 г., в это время упоминаются различные подготовительные работы в этом месте. Однако, потешный двор к этому времени пришел в запустение (упоминаются деревянный дворец, два двора, амбары для птиц и мостики через болота и озера), денег на его содержание не выделяли. Казус состоял в том, что докумен­тально "казенная заповедная" роща и дворец нигде не числились ("когда и по какому повелению в Дворцовое ведомство приняты были о том сведения не нашлось"). В 1784-1785 гг. находившиеся там два сторожа были Дворцовой канцелярией отозваны, и Тюфелевский дворец с рощей остались без присмотра. Единственное учрежедние, которое было заинтересовано в потешном дворе - Обер-Егермейстерская кон­тора - также не хотела принимать их в свое ведомство, так как Тю­хальские луга с семью озерами (Телятниково, Пияшное, Песочное, Лопошное, Малое, при деревне Кожухово и напротив дворцового стро­ения), где по старинке ежегодно происходили "справки" птиц и вы­пас "казенных для охоты" лошадей, теперь от Коллегии Экономии сдавались в аренду, арендаторы же препятствовали таким мероприя­тиям. Тюфелеву рощу все же приняли в Ведомство Казенной палаты в 1791 году. При осмотре владений оказалось, что роща систематически подвергалась вырубке, как в прошлом, так и в настоящем времени. Сторожа при допросе  свою вину отрицали и сознались только, что брали сосны, поваленные бурею [13].     

Карта 1767 г.     На карте справа от оз. Постылого видны два строения. Очевидно, одно из них царский охотничий домик.                                                                       

Выход из ситуации был найден в конце XVIII в.: в 1797 г. земля по плану Генерального межевания обозначенная как дача Симоновой слободы (за исключением селения) с рощей и деревянным дворцом была пожа­лована Николаю Александровичу Львову (1751-1804), человеку весьма незаурядному. Он был поэтом, живописцем, музыкантом, архитектором и изобретателем землебитных домов. Львов был женат на сестре второй жены Г.Р.  Державина Дьяковой.  Его зять (сын его двоюродного брата) Александр Федорович Львов был автором царского гимна.

     Н.А. Львов

В своем родовом имении Никольское-Черенчицы (20 км к северу от Торжка) Николай Александрович открыл училище землебитного строения. В возмещение затрат на его содержание Львову была отда­на в собственность "бывшая Симонова монастыря земля под названием Тюхольских казенных покосов, с лесными и пахотными угодьями и во­дами". Доходы с Тюфелевой дачи он должен был употреблять к содер­жанию школы и на постройку на этой земле образцовых землебитных строений из собственных материалов. Из этих "образцовых строений" еще в начале 30-х годов XX в. существовало несколько домов. После смерти Львова, в 1805 г. Александр I утвердил Тюфелеву дачу за его наследниками, которые ее продали [14]. [Царская усадьба и домики Львова находились примерно на месте современного парка "Тюфелева роща"]

В май 1799 ода в усадьбу Львова приехал двадцатилетний ху­дожник Иван Алексеевич Иванов,  в будущем академик, известный как первый иллюстратор басен Крылова. Он был прикомандирован к участку угольных разработок для составления чертежей. Львов ценил его даро­вание рисовальщика и ради этого терпел вздорный характер и непристойное поведение. Иванов оставил много интересных  воспоминаний о Тюфелевой роще и ее окрестностях. Он даже нарисовал план землебитной школы (где значились казармы для учеников, скотный двор, глинобитный дом для Львова с семьей) и план кабинета Львова  (заставленный стульями и книжными шкафами с "великолепными за­навесками",  "сей кабинет удален от жилых покоев и похож немного на алхимическую лаборато­рию".  Иванов в романтическом настроении духа писал своему другу  А.Х. Востокову: «Жаль, друг мой любезный,  что не приедешь навестить обитель нашу Тюхали; рай земной в приятных видах, по буграм рас­кинутый. Питался бы бальзаическими испарениями сосен, берез, ве­тел и тополей, к вечеру бы слушал соловья, которого  твой друг ве­ликий охотник слушать и который всякую зорю у нас поет, несмотря на крик лягушек, сов, филинов и коростелей, которые искусство и приятность пения его только лишь оттеняют. Я бы тебе показал рас­пускающийся ландыш, любимый Карамзинов цветок, дикую розу, ва­силек … Ты видел бы  в воздухе плавно парящего ястреба, на озере плавающую огромную дикую утку и долгошеюю цаплю над водой стоящую". 

Н.А. Львов в Тюфелевой роще построил также завод по производству картона, а обнаружив на Сукином болоте у Кожухова залежи торфа стал мечтать о его разработке для «протопления всей  Москвы». Но планам мечтателя и патриота не суждено было осуществиться, в помощи ему  отказали. Разработку торфа начали  здесь только после революции во время дровяного голода.

Неудачи преследовали Львова и он умер не то  в Тюфелях, не то в Москве с 21 на 22 декабря 1803 года по старому стилю [17].

К затеям Львова относились критически. Карамзин, который лю­бил гулять в окрестностях Симонова монастыря и посещал Тюфелеву рощу, рассказывал Д.Н. Блудову, что однажды, гуляя там, увидел, как крестьяне толкут землю, и на вопрос, что они делают, услышал ответ: "Толкем, да без толку". Державин же почтил своего друга следующим стихотворением:

Хоть взят он от земли и в землю он пойдет,

Но в зданьях земляных он вечно проживет [15].

После успеха повести "Бедная Лиза" Карамзина в 1792 г. Лизин пруд и Тюфелева роща стали одним из любимых мест гуляния москви­чей. Дамы поехали рвать ландыши туда, где рвала их героиня повес­ти. Веяние это было столь обширным, что оставило след в литерату­ре. Василий Михайлович Колосов в 1806 г. описал прогулку в ок­рестностях Симонова монастыря, в частности посещение "Тюфальской  рощи",  где повстречал старика с двумя детьми из соседней деревни Новинки, собиравших грибы и ландыши для продажи [16].

Для доходов в Тюфелевой роще были построены летние дачные домики. Они существовали впоть до начала XX в. В 1823-1825 гг. летом там жил приятель И.М. Снегирева Алек­сандр Иванович Татаринов со своей семьей, где археолог не раз их навещал [18].

В войну 1812 года в одной из афишек Ф.В. Ростопчина было на­писано о строительстве большого воздушннго шара для "вреда и по­гибели" Наполена. Об этом шаре много толковали, тем более, что он не был пущен. М.А. Дмитриев утверждал, что шар этот делали на ка­зенном дворе в Тюфелевой роще, о чем ему поведал его двоюродный дядя Платон Петрович Бекетов, живший на даче под Симоновым. Одна­ко, существует мнение, что шар этот строился в селе Воронцове [19].

В 1804 году Тюфелева дача была пожалована детям Львова: Леониду, Александру, Вере и Прасковье. В 1811 году наследники продали дачу московскому купцу Демиду Тимофеевичу Гжельцову. Последний 7 сентября 1815 года продал землю в размере 231 десятины 1365 саж. за 125 тысяч рублей министру полиции, генерал-губернатору разных губерний Александру Дмитриевичу Балашову (1770-1837). К Тюфелевой даче было приписано 156 крестьян. Вторым браком Балашов был женат на Елене Бекетовой, единокровной сестре Платона Бекетова. Сын последнего любил охотиться в Тюфелевой роще, где водилось много дятлов и коршунов [20].

                                     карта 1848 года

Из писем Балашова А.С. Пушкину от 19 января 1832 г. и позд­нейших известно, что Александр Дмитриевич намеревался продать свое имение,  "под Симоновым монастырем находящимся и  называемом Тюфили" за 110 тысяч рублей целиком или по частям. Поверенный П.В. Нащокина механик Андрей Христофорович Кнёрцер (1789-1853) вел переговоры с Балашовым при посредничестве Пушкина о покупке земли.

23 февраля 1833 г. Пушкин писал Нащокину: "Что, любезный Па­вел Воинович? ... Что твои дела? ... Дай бог мне зашибить деньгу, тогда авось тебя выручу. Тогда авось разведем тебя с сожительни­цей, заведем мельницу в Тюфлях, и заживешь припеваючи ..." Из­вестны письма Нащокина и Кнёрцера из Тюфелевой рощи Пушкину от января 1834 г. Кнёрцер писал поэту: "Посредством покровительного Вашего посредничества посчастливилось мне получить одно из важ­нейших под самою Москвою для мануфактурных заведений место, Туфе­лево, на каковое прошлого 1833 года 11-ое марта и поселился вре­мянным владельцем ... хижине моей, на самом берегу реки Москвы построенной... открыто обширное пространство горизонта с очаро­ванными видами столицы" [21] 

П.В. Нащокин, А.Д. Балашов, Елена Балашова с сыном Иваном

Эти письма обычно комментируют так: Нащокин хотел купить у Балашова землю, чтобы завести там "мельницу" для поправки своих денежных дел. Известно, что в 1840-х гг. близ Тюфелевой рощи (на­ряду с другими фабриками) находилось в доме доктора Федора Даниловича Шнейдера шерсто-про­мывальное предприятие А.Х. Кнёрцера (упоминается как жительствую­щий в Тюфелевой роще вплоть до начала 1850-х гг.). Фабрика описы­валась по Рогожской части, 7 строительному кварталу [22].

В 1833 г. в журнале "Телескоп" была напечатана статья ано­нимного автора [Н.С. Селивановского, как стало позже известно], который привел описание строений Львова, имевших "завидную прочность": "Только в двух или трех первых комнатах  главного дома были употреблены полы деревянные, но стены, перего­родки, все земляное ... В зале обои соломенные, но красивее штоф­ных; стены где муравленные, где расписаны ... Кроме главного кор­пуса построены тем же способом: скотный двор при въезде в рощу, теперь разрушен; баня, почти на месте домика Петра Великого; в противной стороне кухня и еще вдали какое-то строение. Погреб сделан среди леса в виде стога соломы, другой в виде огромной уб­ранной берестою хижины, опирающийся на живые, растующие столбы зеленых сосен." "... Львов не искажал природы в роще Тюфелевой в угодность вкусу своего времени - был и остался прост. ... Там, среди кустов рябины и волчьих ягод, кусты малины и смородины заб­рошены будто случаем; а за рощею, на песчаном косогоре затейли­во-простой дом выходит из темного леса несколькими кровлями, не ровно, не правильно будто в разное время настроенными, и смотрит окнами на широкий светлый вид, на зеленый луг перед рекою, на об­сыпанные уступы берега, на золотую главу Донского монастыря... Если вы любите расказы Вальтера-Скотта о тех уединеных, странных домах, которые вдали городов, в глуши леса, бывали сценами проис­шествий романтических, ступайте, любуйтесь домом Львова, мечтайте в стенах опальных. ... Будто два отдельныя строения составляют его, соединяясь длинным зданием с переходами на сосновых столбах, покрытых корою и сучьями. Соломенныя крыши, одна на другую броше­ныя, закрывают этажи, подымающиеся, выглядывающиеся друг из-за друга разнообразными, круглыми, острыми окнами. Как гнезда ласто­чек, лепятся один под другим маленькие балконы на сучьях, вылез­ших из стены; сквозные воздушные лесенки соединяют их; можно не открывая дверей комнаты выйти из дома, подняться в другой этаж. Неправильные уступы и неровные этажи стен заключают лабиринт неожиданных комнат, горниц, зал, горенок, светелок; библиотеку, в которую ведет уродливая лесенка: но идите смело и спокойно поды­митесь в комнату, в которой стены, обтянутыя расписным холстом, все шкапы, все двери; между ими отворив иной, вместо ряда книг, найдете палатку, в ином встретите лестницу с двойными ступенями в верх, потайной ход в оранжерею, выход в лес."

С горестью писал автор о судьбе творения Львова: "Корысть владельцев, чуждая уважения к былому, настроила летних домиков, без нужды подставили колонны, здания Львова то разрушили, то из приличия покрыли тесом, вымазали красками, отделали, переделали по своему, и в тихую сень уныло шумевшей рощи пустили трактирную палатку с осиплым хором безобразных цыганок! - А теперь? ... Те­перь строят фабрику, лес срубят на дрова и пожалуй растянут су­шить ветошь Московских изделий, там, где потешася Царь Алексей Михайлович веселием радостным, гулял Петр, мечтал Карамзин, взды­хали красавицы, созидал Львов!" [23]

Тюфелева роща была знакома А.Н. Островскому. В пьесе "Не бы­ло ни гроша, да вдруг алтын" Крутицкий говорит: "Далеко пойду, за заставу куда-нибудь, от людей подальше. ... Пойду погуляю. В Тю­фелеву рощу пойти? Там хорошо, глухо так, никто туда не ходть. Кто туда пойдет? Пойдет бедняк какой-нибудь с горя да с тоски по­гулять, да уж... и удавится тут же".

 
                                    иллюстраци               читать дальше